– Результатов пока нет, Владимир Лукьянович. То есть нет ожидаемых.
– Уговор дороже денег, – игриво погрозил он жирным пальчиком.
Как не похожи были и эти слова, и этот узколобый человек с перевёрнутым лицом на того хозяина кабинета, которого не могу забыть. Он словно возник на миг из небытия – остролицый и остроглазый, быстрый в движениях и словах, возник так ясно и зримо, что я заморгал и зажмурился.
Владимир Лукьянович понял меня по-своему. Почувствовал себя хозяином положения. Вышел из-за стола и сел рядом со мной, закинув ногу за ногу. Штанина туго натянулась на жирной ляжке, носок его модной туфли описывал круги. Владимир Лукьянович явно начинал какую-то игру со мной, как кошка с мышкой.
– Сколько времени вам ещё понадобится, Пётр Петрович? – спросил он и небрежно мизинцем сбросил пепел с сигареты.
– Не берусь определить точно, чтобы вторично не ошибиться.
– Ценю откровенность. Наиболее дефицитное качество в наше время. Правда, в очереди за ним не стоят. Знаю о ваших затруднениях и постараюсь помочь. – Он хотел выглядеть заботливым, всепонимающим «батей», который и обласкать, и пожурить может, и облагодетельствовать, и низвергнуть в тартарары. – Так вот, Пётр Петрович, мы вам поможем с устройством быта. Вы – нам, мы – вам, откровенность за откровенность, по-отцовски скажу: выбор ваш одобряю. На первых порах мы вам в «гостинке» квартиру выделим.
– Но я ещё не женат.
– Не будем формалистами. Это, как я понимаю, вопрос короткого времени. А по основной работе, – он осклабился, – я вам подкину те самые синтезаторы, в которых вы вот так нуждаетесь, – он провёл ладонью по горлу. – Дал бы ещё тогда, когда вы просили, если бы сам решал…
«И был директором», – мысленно продолжил я его фразу. Она была гладкой, хотя и несколько коммерческой, но я не верил ему, ибо хорошо запомнил его кивок Рожве на защите. И всё же, к моему стыду, какие-то сомнения зашевелились. Он уже не казался таким отвратительным. Я разозлился на себя и за эти сомнения, и за то, что, оказывается, могу так быстро изменить отношение к человеку, которому не верю. Кто же я сам такой? Чего стою?
– У вас будут ТФ-синтезаторы, Пётр Петрович. Новейшие, с иголочки, импортные. Будет и остальное – всё, что потребуется. Создадим новые условия и в совхозе. Там тоже будут довольны. Но ответьте мне, Пётр Петрович, можно ли рассадить этих ваших лидеров в отдельные стада? Пусть они властвуют каждый в своём стаде и не воюют. А некоторые показательные экземпляры следует содержать индивидуально, как вы думаете? Ведь они будут смотреться и каждый поодиночке, насколько я понимаю, и произведут впечатление на членов комиссии? Мне рассказывали, что шерсть на овцах высшего качества, дублёнка выйдет – шик. Комиссия придёт и уйдёт, аки смерч. А вы потом будете спокойно работать уже в новом качестве – кандидата наук и ведущего научного сотрудника. Возможно даже, главного руководителя лаборатории. Многоуважаемому Кириллу Мефодиевичу ведь давно пора на пенсию. Тут вам и возможности новые откроются. Зелёный свет по всей линии. Понимаете? А сейчас я хочу, чтобы эта наша работа поскорее дала практические результаты, с которыми Евгению Степановичу не стыдно показаться не только в управлении, но и в академии.
Я всё понял. Да, он говорил не только от своего имени, но и от имени Евгения Степановича. Сам он никогда бы до этого не додумался. И разговор со мной они специально перенесли на время отъезда директора, чтобы Евгений Степанович оставался как бы ни при чём, ведь он мог и не знать, о чём будет говорить со мной его зам. Они хорошо рассчитали. Почему же мне не ухватиться за протянутую руку? Почему, в свою очередь, слегка не схитрить и не убаюкать его обещальными словами, так сказать, не заверить руководство? Ведь он берёт ответственность за весь марафет перед комиссией на себя.
Но даром ничего не даётся. И если я сейчас схитрю и хоть немного сойду со своей дороги, я уже не смогу вернуться на неё.
– Со всей откровенностью, как вы просили, Владимир Лукьянович, скажу вам, что я не буду обманывать комиссию «практическими результатами нашей работы».
Он сразу понял, что переубеждать меня бесполезно. Встал со стула и пересел в кресло напротив – в директорское кресло. Между нами была прежняя дистанция. Его бритая, жирная, тяжёлая челюсть выпятилась, взгляд был полон предупреждающей угрозы. Но он тут же сменил угрозу ленивой пренебрежительной ухмылкой.
– Позволю себе заметить, Пётр Петрович, все сроки истекли. Мы снимем вашу тему с довольствия… с финансирования.
Его лицо застыло под ледяной маской, подражая лицу Евгения Степановича. Аудиенция окончилась. Жалея себя, мне нужно было уходить из института.
Но я не ушёл.
* * * («Я, Владимир Лукьянович!..»)
Ну что, дружки любезные, чей талант больше? Под занавес, так сказать, открою вам одну простую истину – каждый использует силу, дарованную ему природой. Один – способности к науке, другой – крепкие бицепсы, третий – хитрость. Главную, так сказать, мышцу, которая в черепушке глубоко спрятана, и не каждый догадается её тренировать как следует. А в ней-то наибольшая сила, ведущая к успеху во всех землях и при любых режимах. Это она позволяет использовать людей, вышибать из них всё, что тебе нужно. Какой-то человечек прославится как талантливый математик, музыкант или шахматист.
А в жизни ты с ним такую партию сыграешь, так все ходы наперёд посчитаешь, что он потом до конца дней на тебя вкалывать будет, под твою музыку попляшет и не заподозрит даже, для кого старается.
Чей же талант дефицитнее?
Ещё древние говорили: тот, кто обеспечивает наибольшую выживаемость в любых условиях. Стало быть, кто победил, у того и талант ценнее. Не зря ведь природа наделила человека хитростью, выделила из всех зверей, пометив особым знаком – выигрышным. Вот так-то, коллеги-калеки, не рядитесь, не кичитесь, не смотрите на меня сквозь прорези ваших карнавальных масок, нет никакой стены между нами, нет у вас ничего такого, чего не было бы у меня. Сказано ведь: «не святые горшки лепят»…
Интересно, отчего это молодой непокорный гордец со своим полигеном Л меня сторонится? За душой ни шиша, а в тузы метит. Играет в самостоятельность? Э, нет, мэнээсишка сторублёвый, воображай что угодно, ерепенься, сколько влезет, ты ещё поработаешь на меня, я ещё на тебе поезжу!
* * * («Я, пока Неизвестный!..»)
Я такой же, как они, но не могу этого им объяснить. Стена отгораживает меня. Тьма по-прежнему ходит вокруг на мягких лапах и кричит разными голосами. А единственного нужного голоса, которым можно говорить с ними, нет.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
